Для одурманенного и гаснущего сознания Безымянного вся эта сцена длилась лишь мгновенье. Он не успел остановить Ноби, не успел приказать тому скрыться, ведь в отчаянно храброй, но бесполезной попытке бесёнка защитить хозяина не было никакого смысла. Всё что он смог, успел сделать — набрать в лёгкие воздуха. А потом было уже поздно. Ноби дико закричал. Гнев, страх, неверие, отчаянье — всё было в этом ужасающем вопле — всё… и ещё боль! Дикая, нестерпимая, непереносимая боль. Его тельце висевшее в воздухе выгнулось, волна судорог схожих с агонией сотрясала плоть бесенка — миг, всё это продолжалось не больше мгновения, и… Ноби исчез! Его просто не стало.
Одним небрежным жестом, мановением руки, (ну и конечно вязью на одно неизмеримо короткое, сладостное мгновенье окутавшею всё окружающее ваятеля пространство и наполнившее его мириадами оттенков, звуков и чувств) он разорвал ткань реальности и переплел миры, в буквальном смысле слова выдавив несчастного бесенка в сплайс.
Безымянный горько скривился.
— Зачем? — тихо спросил он, с трудом шевеля посеревшими губами.
— Не люблю когда меня отвлекают, — сухо ответствовал Серапис.
— Он же ничего не мог тебе сделать, дядя. Зачем? Ты же знаешь, как ему сейчас больно…
Ваятель невесело усмехнулся:
— Ты бы лучше о себе переживал, мальчик. В твоём положении не до бесов, знаешь ли!
— В моем положении? — Безымянный попытался улыбнуться, но вязь всё сильнее проникала в плоть и он не смог даже этого. — В каком положении, дядя? Я уже мертвец…
— О нет, племянник, — Серапис покачал головой, и на миг лицо его обрело человеческие черты. Сочувствие? Безымянный в ужасе осознал, что старший Александер взирает на него с неподдельным состраданием! Что же ожидает его, если… — К сожалению для тебя, мой мальчик, смерть тебя не грозит… Гермаген!
Ваятель поднялся с корточек и, не глядя больше на племянника, вышел из зала слежения, а его место напротив Безымянного занял…
Лицо Гермагена было ужасно, отвратительно искривлено. Невообразимая гримаса ненависти и презрения — словно у ног его издыхала ядовитая гадина — искажала каждую черточку и без того не самого приятного и симпатичного лица.
— Мразь! — выплюнули, кривящиеся и дрожащие от сдерживаемой ярости, губы кона.
Безымянный хотел улыбнутся — ничего другого от своих прежних братьев он и не ожидал — но парализованное тело вконец отказало подчиняться и он не смог сделать даже этого.
— Лучше бы ты сдох в Запределье, предатель!
Правая нога кона отклонилась назад, а затем резко, с тихим посвистом вспоров воздух, устремилась вперед и вверх. Последнее, что успел рассмотреть Безымянный, была рифленая, тяжелая подошва, летящая ему прямо в лицо.
Потом наступила темнота…
Дани почти не запыхался во время спуска. Отчасти этому способствовал гнев, отчасти, неплохая физическая форма — бывшему приграничнику некогда было отращивать брюшко и обрастать жирком, как его более везучим сослуживцам из центральных земель. Он бежал легко, размеренной трусцой и ему почти удалось уложится в отведенные гроссмейстером Тиморенисом пять минут. Он запоздал совсем ненамного и успел прибыть на означенное место как раз в тот момент, когда кон Александер начал разговор с валявшимся в обнимку с трупом какой-то женщины отверженным. Дани хотел было войти в комнату, где происходил разговор, но Гермаген жестом заставил его и пришедших с ним бойцов остаться снаружи. Впрочем, это не помешало сержанту услышать саму беседу. Признаться честно, ничего подобного он никак не ожидал!
«Забавно… и совершенно непонятно. К чему?..» — Дани, легонько пожал плечами. Он давно утратил юношеское любопытство, давно перестал удивляться превратностям судьбы, и всё же сейчас ему действительно было интересно. После всей той беготни, что выпала на его долю за последний месяц, после всех тех рейдов и облав на «отверженных» он предполагал, что и нынешняя операция станет ещё одним таким же захватом. Но то, что произойдет она не в каком-то заштатном притоне, не при выходе «цели» из хоттола, а в секретной лаборатории техников (которых, между прочим, уже столетие как не существует) и целью окажется никто иной, как племянник самого Сераписа — вот это был сюрприз! Он уже даже и не пытался понять смысла происходящего — если во всём происходящем был хоть какой-то смысл! Всё чего он хотел, как можно скорее вернуться домой.
Серапис вскоре вышел из комнаты и жестом приказал Дани зайти внутрь, сам же он отправился куда-то дальше по коридору.
Стащив опостылевший шлем, Павилос перебрался через обломки и, пригнувшись, зашел в запылённое и пахнущее кровью и гарью помещение. Оглядываясь и пытаясь понять где же он очутился, Дани приблизился к гроссмейстеру.
— Ну и какого хрена ты пялишься? — Гермаген, тяжело, с натугой глотая воздух сквозь широко раздутые ноздри, обернулся к Дани. Лицо его всё так же кривилось, правое веко подрагивало, голос срывался. — Бери эту погань и тащи наверх! И надень траханный шлем, придурок. Ты не в борделе у своей мамочки…
Гроссмейстер развернулся и торопливо шурша подошвами по полу отправился вслед за Сераписом, но перед самым выходом задержался на мгновенье:
— И вот ещё что, Павилос. Захвати по дороге пару ребят посмышленей, и везите-ка вы этого дохляка в Ульфдам, а оттуда отправьте прямым ходом в «Оазис» к остальной мрази, нечего… — Гермаген прервался, не доведя мысль до конца, как с ним нередко случалось, и закончил совсем не так как собирался. — Мы здесь и сами как-нибудь управимся, без вас… А ты, как разгребаешься с этой швалью… Для тебя оставлено специальное распоряжения, — де Вард-Тиморенис улыбнулся — если можно назвать улыбкой оскал гиены — и Дани почувствовал как по позвоночнику катятся капли холодного пота. — Тебя ждет незабываемое путешествие в Крайнскальм, Павилос, — старший гроссмейстер разразился потоком булькающих звуков заменявших ему смех, — а уже там ты встретишься с одним замечательным малым, он тебе понравиться, наверняка понравится, Павилос! Заберешь его и под усиленной стражей доставишь к остальным… Ну да чего я разоряюсь? Окажешься в Ульфдаме там всё и узнаешь! Там тебя ждёт-пождёт целое официальное наставление!