Он дружелюбно улыбнулся и, кивком головы указав на ближайший табурет, сказал:
— Располагайся. Меня, к слову, если что, Гаргароном кличут, — он хохотнул, открыв рот, полный крепких, здоровых, как мельничные жернова, и кипенно-белых зубов. — Так меня все зовут, и ты зови, не стесняйся.
— Понятно, — кивнул Безымянный, мысленно удивившись, до чего же имя под стать своему владельцу, ведь если перевести с местного диалекта на общий, «Гаргарон» значил не что иное, как «Громыхающий». — Вот, — путник вынул из кармана плаща небольшой — с фалангу мизинца — красный кристалл неправильной формы и положил на стойку перед собой. — На сколько потянет?
Хоттолен взял предложенный ему камень и, посмотрев через него на свет, уверенно заявил:
— Пятнадцать коновских золотых.
— Идёт, — без споров согласился путник, хотя прекрасно знал: камень стоит, по крайней мере, вдвое дороже. Но спорить и пререкаться из-за цены у него не было никакого желания. — Ну и само собой стол и ночлег на всё время, что я тут пробуду.
— И долго пробудешь? — недоверчиво сведя вместе две арочные дуги, служившие ему бровями, спросил гигант. — Я к тому, что, может, ты тут решишь с концами поселиться, братец? Я, конечно, гостям завсегда рад, но только до тех пор, пока у них в кармашках позвякивает.
— Самое большее — неделю, — успокаивающе отозвался путник.
— По рукам, — просветлев лицом, тут же согласился хоттолен, протягивая огромную, заросшую волосами до самых ногтей лапу вперед.
Пожав предложенную ему ладонь, в которой его собственная рука утонула без остатка, путник придвинул табурет поближе к стойке и уселся на него, давая долгожданный отдых усталым ногам.
— Пива, — сделал он свой первый заказ.
— Это мы мигом, — кивнул хоттолен и, вытащив из-под стойки пузатую кружку из толстого стекла, отполированную чуть не до зеркального блеска, повернулся к стене, отвернул медный кран на одной из многочисленных бочек и до краёв наполнил её. — Держи.
Он сдернул с плеча чистое полотенце, расшитое по краям голубой нитью, и, смахнув воображаемую пылинку со стойки перед посетителем, поставил перед ним кружку.
— Ну а как тебя самого величать прикажешь, братец? — покончив с несложным ритуалом, поинтересовался хоттолен.
— Никак, — равнодушно отозвался путник. — «Здесь», — он сделал особое ударение на этом слове, — меня никак не зовут.
Гаргарон прищурился и внимательно, оценивающе осмотрел путника с ног до головы, будто только что увидел.
— Так ты из этих, — он понимающе покивал головой, — из бывших. Понятно. Да ещё и гордый…
Последней фразой он намекнул на отсутствие у посетителя прозвища. Это было очень старое поверье, бытовавшее между изгнанниками — конами, лишенными имен. Согласно ему, взять прозвище — это отречься от себя, перестать быть собой, тем, чем и кем ты был. Обрести другую личность, никак не связанную с Конфедерацией, с её законами и нормами, а заодно и признать, что твоё изгнание — справедливо. Остаться же безымянным — немногие решались на подобный шаг — значило остаться верным себе, несмотря ни на что, несмотря ни на какие беды и невзгоды — оставаться собой. И будь что будет…
Гигант помолчал некоторое время, отрешенно теребя мясистый подбородок в густой поросли двухдневной щетины, и, наконец, задумчиво произнес:
— Знаешь, давненько я никого из вашей братии не встречал. Они редко здесь бывают, предпочитают возвращаться западнее или восточнее. Через наши края уж пару лет как никто не проходил.
Безымянный молча кивнул. И верно, эта дорога не была особо популярна у жителей Тартра, отправляющихся на большую землю. Причин тому было множество, и не последняя из них — ущелье, по которому проходил путь через горы Солнца, опоясывающих Забытые Земли с юго-востока и юга вплоть до Белого Залива на западе. Коварный — в просторечье, это ущелье называли коварным, и не зря: древний тракт, некогда проходивший по нему, давно исчез под многотонными завалами камня, не оставив по себе никакой памяти. И теперь путникам, решившим пробираться этой дорогой, приходилась следовать еле приметной тропкой, змеящейся по ненадежным и готовым рухнуть в любой момент насыпям. Не самый лучший путь, особенно если учесть, что не далее как в восьмидесяти милях к востоку располагался легендарный Штормовой Перевал — широкий и ровный проход, по которому разом могли пройти, взявшись за руки, с полсотни человек. Это был известный, надежный и хорошо охраняемый путь, по которому каждый день проходило множество людей (и не только), собственно, потому-то Безымянный и решился войти на Большую землю не через него: подвергаться обязательной проверке входящего, ощущая на себе презрительные взгляды своих бывших братьев, выслушивать их шуточки, высказанные вполголоса, — это было явно не для него, уж лучше пройти через Коварный.
— Зато и другие гости к вам не заглядывают, — полувопросительно-полуутвердительно заметил он.
— Да нет, бывают, изредка правда, — возразил Гаргарон, сразу смекнув, о каких «гостях» помянул его посетитель. — Но не задерживаются. Люди у нас тертые, любую нечисть, как положено, приветить могут.
— Верю. А как у вас тут с бандитами? — словно бы между прочим поинтересовался Безымянный.
— С кем? — удивленно-непонимающе переспросил хоттолен.
— С бандитами, — повторил путник и на всякий случай, будто имея дело с тугодумом, добавил: — Ну с грабителями.
— Отроду не водились! — грубо заявил гигант. — Мы эту погань быстренько изживаем, — и, весьма неприятно усмехнувшись, добавил. — На конопляной веревке и крепком суку.