— Нам доставили заключенных, — справившись с обуревавшими его демонами, продолжил, наконец, Ви`ател голосом до того глухим, что было понятно: до окончательной победы над мятущимися тенями ещё далеко. — В основной своей массе это были пленные амазонки, но и обычных людей — так или иначе не угодивших Конфедерации, — было вдосталь. Нам приказали проводить эксперименты над ними без жалости, без сострадания — ведь они всё равно были обречены! Нам велели вырывать их души, их сознания, коверкать их, уродовать, искривлять — отнимая волю, желания, мечты! Всё что составляет личность, что делает человека, — человеком должно было быть безжалостно стерто. А когда это будет сделано — вплавлять то, что осталось, в новые формы… И ждать результатов. Крики, такие страшные, дикие, что, казалось, — Бездна разверзлась прямо в наших Лабораториях — они были повсюду! Крики не смолкали ни на мгновение… день за днем. Беспрерывно, люди кричали беспрерывно, безостановочно, а нам доставляли всё новых и новых пленников, занимавших места тех, кто не выдержал пытки и умер сломавшись… Все умирали как бы ни старались мои предки — умирали все подопытные. Одни раньше, другие — позже, но все непременно! Прогресса не было, не было даже крошечных подвижек, и с каждой новой партией заключенных приходилось начинать сызнова… снова, снова и снова.
Ви`ател запнулся и, вновь не сумев сдержать себя, прикрыл лицо ладонями, словно наяву переживая те терзания и муки, что одолевали его предшественников, что переносили их бессчетные и безымянные подопытные. Долгое время он не мог произнести ни слова, лишь грудь его судорожно вздымалась да редкие хрипы разрывали горло.
— Так продолжалось многие месяцы, годы, — в конце концов, вымолвил он, и ярость, холодная, непрощающая ярость звенела в его словах. — Тысячи, десятки тысяч узников познали непереносимые страданья и смерть от наших рук. Но мы так и и ни на шаг не продвинулись. Патриархи всё больше нервничали, всё сильнее торопили нас, отправляли на закланье всё новые и новые партии рабов, увещевали техников, грозили им, сулили золотые горы в случае успеха и страшные муки за неудачу — ничего не помогало! И тогда Патриархат счел, что, возможно, допустил ошибку в первоначальных расчетах. Они сделали вывод из наших неудач и посчитали, что взрослый, сформировавшийся разум не способен справиться с испытанием, вынести весь процесс трансформации… Вот тогда они и прислали нам детей! Совсем маленьких — только-только вышедших из грудного возраста, и постарше — лет пяти-шести. Целую толпу детей… Вот тогда-то мы и не выдержали! Мои предки отказались принимать участие в предлагаемой мерзости. Техники сопротивлялись до конца, саботировали исследования, отпустили детей, врали, изворачивались… Когда же Патриархат понял, что происходит, когда понял, что техники повернулись против них… Их гнев не знал предела, и к чему он привел, полагаю, нет смысла объяснять.
«Диктат Осуждения». Восемнадцатый Поход Священного Гнева. Поголовное истребление. Забвение…
Безымянный просто кивнул. Показательно: слова Ви`атела его совершено не удивили, не возмутили, не вызвали отторжения. Даже сомнения в их подлинности не возникло. В нем нынешнем не осталось места для искренней детской веры в непогрешимость и светоносность Конфедерации. Веры в идеалы, прививавшиеся с детства. Только где-то в самой глубине сердца, в самой сокровенной части души, вспыхнула на миг и тут же угасла тихая печаль, и боль, словно бы от крошечной раны, нанесенной тоненьким, с паучью лапку, клинком, — новая рана его душе.
— «Важна только цель…» — Безымянный и сам не знал, для чего произнес эти слова, ставшие девизом и символом Конфедерации задолго до его рождения.
— «…коей не нужно оправданья», — в тон ему отозвался техник, договаривая вторую часть фразы. — Вот, собственно, и вся история о падении техников. Теперь вам известна правда.
— Если только ваш рассказ достоверен, — к человеку вернулась его всегдашняя подозрительность.
— Верить или нет моим словам — это ваше личное дело, — не моргнув глазом, ответил Ви`ател. — Тем более что мой рассказ не имеет никакого соприкосновения с целью предстоящей вам миссии. Наши тогдашние, да и нынешние отношения с Конфедерацией — сугубо наше дело, и ничье более. Воспринимайте мой рассказ как сказку или истину — к делу это не относится. Для меня же вполне достаточно, что я сообщил вам нашу версию тех давних событий. Теперь же пришел черед второй, более близкой к теперешнему времени части истории. Прошу прощения, что беседа наша настолько затянулась, но считаю, что вам необходимо знать, с чем предстоит столкнуться и там — он вновь указал рукой вниз намекая на скрытую в недрах земли древнюю лабораторию, — и по мере исполнения нашего поручения, буде вы окажетесь достойным нашего доверия.
— Что ж, послушаем, — откликнулся Александер, устроившись на своем камне поудобнее. Внешне он оставался невозмутимым, но в глубине души поднялась темная волна гнева. «Если вы окажетесь достойным нашего доверия». А сейчас, значит, он не достоин! И неважно, что, согласившись на совместную с техниками работу, он фактически подписал себе смертный приговор, буде в филиалах станет известно об этом. Неважно, что сунул голову в гнездо шершней, даже не разузнав, какие чудища прячутся в тенях. Плевать! Для техников он всё равно наёмник, расходный материал, и они даже не делают попыток это скрыть. Что ж, поживем — увидим.
Ви`ател, не подозревая о терзавших его спутника тенях, продолжил рассказ: