Дорога к дому (СИ) - Страница 130

130

Веселые мысли пронеслись стремительно, лишь самым краем скользнув по напряженным нервам сержанта и чуть расслабив их. Дани отбросил их, отогнал с лёгкостью и вновь вернулся к изучению изображения. Тела, тела, тела… десятки — никак не меньше пятидесяти, скорее — куда больше. Очень странно! Сектанты ещё ни разу не скапливались в таком большом количестве на ограниченной площади, предпочитая тактику малых групп, как и конфедераты. Большинство жертв этого боя несли на себе жженые раны от излучателей, но были и другие повреждения: свернутые, чуть ли не оторванные головы; изломанные, искривленные торсы; оторванные конечности — это была работа плетельщиков. А ещё были труппы техников с отсутствующими ранами или же разорванные настолько, что опознать в этих кусках кровоточащего мяса — человеческие останки, не представлялось возможным! Ваятели…

«Дьяволы и бесы, — мысленно прошептал Павилос, — да сколько же вас там?»

«Взгляд» камеры переместился давая сержанту возможность увидеть коридор бывший до этого за спиной Ирви. По меньшей мере три десятка конов толпились и громко переговаривались в дымном и полутёмном тоннеле. Там были представители всех каст: стражи, чтецы, плетельщики, пара ваятелей с усталыми лицами и даже Орри лейн Камша — единственный и неповторимый криптограф ладони, присутствовал собственной своей, выдающейся во все стороны, но особенно — вперед, персоной!

«Что за…» — мысленный вопрос Дани остался без продолжения потому как Ирви вновь повернулся и сержант с первого взгляда на вновь открывшийся вид, понял причину происходящего.

Комната, перед дверьми которой устроили бойню многочисленные техники и которую так беззаветно защищали, была довольно большой. Квадратное помещение, выглядевшее как вполне жилое и обустроенное с несколькими крупными вечнозелеными растениями по углам. Вдоль одной из стен располагались невысокие и короткие двухъярусные кровати, явно рассчитанные не на взрослых. Крохотные трехногие стульчики расставленные, казалось бы, безо всякого порядка, заполняли центр комнаты. У противоположной входу стены находились маленькие столики, заваленные всевозможными игрушками — мягкими по большей части, — а за столиками…

Сердце сержанта сжалось от предчувствия надвигающегося кошмара. С экрана шлема на него смотрели десятки глаз. Заплаканных, испуганных, расширенных от переживаний, от непонимания происходящего детских глаз. Десятка три ребятишек в возрасте от трёх до пяти-шести лет, сбившись в кучу, прятались за столами и смотрели, смотрели, смотрели… Дани казалось, что они смотрят именно на него, что все эти дети видят его и их глаза молят о милосердии, молят о спасении, о том, чтоб всё это безумие кончился! Его, Дани Павилоса лейн Соломона, молят. О Бездна! Что ж тогда испытывают его бойцы находящиеся прямо там?..

— Сержант, вы это видите? Что делать, сержант? Каковы ваши распоряжения? — в голосе стража ощущалось плохо скрытое напряжение.

Дани, встряхнувшись, бросил односложное: «Ждать» — и тут же принялся вызывать гроссмейстера Тиморениса. Он был уверен, — почти уверен! — какой именно ответ даст психопат Гермаген, но всё же надеялся, заставлял себя надеяться, что у его командира окажется в запасе пригоршня человеколюбия и сострадания. «Огонь и Тьма! — шептал про себя Павилос, беспрестанно посылая импульс-команды и непрерывно, монотонно, набирая личный код Гермагена. — Не может быть, чтоб гроссмейстер не понял бы ситуации! Он же сам отец. Он — поймёт…»

Дани отчаянно врал себе, и что хуже всего — прекрасно понимал, что врёт! Он уж успел в достаточной мере узнать своего нового командира, чтоб иметь хоть какие-то иллюзии относительно возможностей развития ситуации.

— Какого треклятого беса, Павилос? — голос Гермагена, совершенно внезапно ответившего чуть ли не на сотый вызов, ворвался в сметенное сознание Дани, точно компания пьяных матросов — в портовый бордель.

— Гроссмейстер, сложилась экстренная ситуация требующая вашего внимания, я не считаю себя в праве… — Дани старался говорить как можно более убедительно и вкрадчиво, но Гермаген не захотел слушать.

— Говори толком, ослиный выкормыш, что у вас там творится? — взревел гроссмейстер.

— Я вам покажу, — немедленно отозвался Дани и мгновенно переслал ретранслируемую Ирви картинку на шлем гроссмейстера.

Повисла пауза, за время которой Павилос не успел даже как следует успокоить дыхание — куда там нервы! А затем пришел ответ:

— Ну и что я должен был увидеть? — раздраженно поинтересовался гроссмейстер. — Жалкую кучку сектантских выблядков? Ты ради них оторвал меня от… — Гермаген резко прервался и несколько секунд молчал. — Короче, — вновь выйдя на связь, яростно проорал он, — приказ донельзя прост: территория должна быть полностью, — он сделал особое ударение на этом слове, — зачищена. Полностью, идиот, что не ясного? Живым брать только запредельщика, чью рожу вам всем продемонстрировали. Больше выживших быть не должно. Ещё вопросы?

— Но это же просто дети! — Дани и сам удивился, услыхав, сколько жара и неподдельной мольбы звучит в его голосе. — Неужели мы не можем…

— Всех! — совершенно безумным тоном, заорал де Вард-Тиморенис. — Не испытывай моего терпения, сержант! Всё, конец связи. И не вызывай меня больше по всякой ерунде, придурок!

Связь оборвалась. Как и всякая надежда в душе Дани. Задыхаясь от переполнявших его чувств, он переключился на камеру Ирви. Страж слышал весь его короткий диалог с гроссмейстером, как и все прочие конфедераты — переговоры велись не на закрытом канале личной связи, а на общей для всей ладони линии. С экрана шлема на Дани взирали посуровевшие лица его бойцов — многие поснимали шлемы, хотя это и было строго запрещено. Все молчали, даже ваятели выглядели недовольными, стражи же и чтецы, все как один, казалось, совершенно окаменели.

130