Дорога к дому (СИ) - Страница 86

Наверное, он бы даже был рад, если б вместо молчаливого позволения вернуться в свою комнатушку и предаться в одиночестве горю, его немедленно затребовали к себе «алые». Но этого не произошло. Взыскующие, вероятно повинуясь недвусмысленному приказу Аакима, так и не появились в тот день, что было немалым нарушением с их стороны. Чем же это грозило самому Сенису, если он действительно отдал такой приказ, — не хотелось и думать.

На следующее после возвращения утро Дани — против всякого ожидания — разбудили не конвойные, пришедшие, дабы отвести его в подземные казематы цитадели на допрос с пристрастием, не уставшие от ожидания и явившиеся по его душу лично — «вопрошающие», а всего лишь обычный слуга, принесший на подносе весьма сытный завтрак. Недоумение от оказанного приема усилилось, когда ближе к полудню к нему в комнату припожаловал сам Ааким Сенис в компании огромной бутылки крепчайшего виски и кое-какой, наспех собранной закуски — Ааким никогда не отличался взыскательным вкусом, хотя и происходил из правящей верхушки своего клана. Нет, в глубине души Дани надеялся, что Ааким найдет в себе силы и навестит давнего приятеля. Надеялся, но не верил. Ни на мгновение не допускал он мысли, что гроссмейстер — которому все, кому не лень, прочат в ближайшее же время повышение до полноправного гроссмейстера гарнизона взамен Старика — рискнет и, наплевав на возможные последствия, припрется к впавшему в немилость по причине собственной некомпетентности, подчиненному. Да ещё и не с целью обругать его по полной, а с намерением поддержать!

Но Сенис в который раз в полной мере проявил себя и вместо заслуженного разноса, молча обнял старого товарища и потрепал по плечу, безмолвно говоря: «Не нужно слов». Весь остаток дня и большую часть вечера они провели за бутылкой, менявшейся, впрочем, время от времени вместе с исчезнувшим содержимым — слуги весьма справно исполняли свои обязанности. Разговаривали соратники мало, лишь время от времени, подняв затуманенный взор, то один, то другой произносил вслух имена павших — второй же непременно добавлял традиционное: «Да минуют их души Бездну», и вновь спиртное наполняло бокалы, лилось в глотки и ещё больше затуманивало разум. Именно то, что надо, — чтоб хоть на время забыться!

Утром Дани встал поздно, с раскалывающейся головой и ломотой во всем теле — тут сказывалось как утомление, так и вчерашняя пирушка. Он не запомнил, когда именно закончились их посиделки. Смутным образом всплывало из памяти, что будто бы кто-то пришел и увел захмелевшего Аакима — но вот кто именно, или когда — хоть пытай! Весь тот день он провел в безуспешных попытках преодолеть охватившую его слабость, попутно гадая: с чего бы это «алые» до сих пор не припожаловали к нему «в гости». Он уже было совсем уверился, что всё обошлось, но вечером двери распахнулись и в его комнату, из которой Дани было строжайшим образом запрещено отлучаться — единственное ограничение, наложенное на опального сержанта — ввалился Камир Шадхар, глава дознавателей семьдесят седьмой цитадели. Вместе с «алым» припожаловали и его подручные — мнемоники, обвешенные, точно поросая хрюшка — сосунками, своими мерзкими инструментами.

Но и в этот раз всё обошлось вполне благополучно, настолько, насколько это вообще возможно с «алыми». Хотя, конечно, когда сотни крошечных иголок вонзаются в твою голову, а энергоинформационную матрицу тела точно катком прокатывает считывающая волна мнемосканеров — ощущение складывается не из приятных! Но ведь могло бы быть и хуже, гораздо хуже!

Процедура «слепка» воспоминаний отняла у мнемоников не больше получаса — почти рекорд! Всё это время Камир — высокий, сутулый и порядком обрюзгший здоровяк, с пегими, рыже-седыми волосами и веснушчатым лицом, — провел в непрестанном брожении по крошечной комнатушке. Он не задал своему «подопечному» ни одного вопроса, не прошелся насчет его провала и гибели людей, за которых тот отвечал. Даже глаза его, против обыкновения, не метали в провинившегося собрата грозовых молний, так — искорки гнева не столько от проступка Дани, сколь от необходимости его личного присутствия на «допросе». И это, больше чем что-либо иное, поразило Дани и привело в недоумение. Странное поведение Аакима, дружелюбие других конов — многие уже успели побывать у опального, как он сам считал, сержанта, и выразить ему своё сочувствие, а теперь вот и почти что равнодушие вечно озлобленного «взыскующего» — всё это было весьма странно. Если не сказать больше…

На этом всё и закончилось. Павилос, готовивший себя чуть ли не к «Каре», не знал, что и подумать о происходящем, вернее — о том, что ничего не происходит! Как будто и не было ничего — ни провала, ни погибших… Только сегодняшним утром он получил приказ явиться на официальный разбор операции. Это через четыре-то дня после возвращения!

По обе стороны двери, замерев по стойке смирно, стояла пара стражей, в тяжелой броне, с опущенными забралами шлемов, — что было весьма необычным зрелищем во внутренних покоях цитадели. В руках коны сжимали шоковые разрядники — весьма специфическое оружие, испускавшее направленный электрический разряд, по мощности вполне сопоставимый с молнией. Присутствие оружия в руках стражников было делом не вполне обычным — в цитаделях не разрешалось открытое ношение любого оружия, даже старшие гроссмейстеры избегали этого. Как, собственно, необычным являлось и наличие шлемов. Ещё большее удивление вызывал тот факт, что раскраска доспехов была выполнена в белых и алых цветах. Нет, в действительности доспех был покрыт традиционным фиолетовым лаком, ослепительно блестевшим в лучах «светлячков», но церемониальные полосы на руках и бедрах — отличительный знак, говорящий о принадлежности воина определенной клановой или боевой группе внутри филиала, — оказались совершенно не теми, что носили остальные коны семьдесят седьмой, использующие исключительно раскраски боевых сообществ. Стражи же, застывшие у дверей, носили явно клановые метки — вот только чьи именно, Дани не смог вспомнить, он вообще плохо разбирался в структурах родов. Приграничники не жаловали бойцов, щеголявших своей родовой принадлежностью, введя в обиход негласное правило: «Гордиться ты можешь чем угодно, но здесь мы все как один и нет меж нами отличий». Да на границе и нельзя было по-иному, тут надо крепко держаться друг за друга вне зависимости от того, в каких отношениях находятся семьи, и нередко случалось, что в одной руке оказывались представители враждующих кланов — и за примером не надо далеко ходить: сам Дани, происходивший из рода Соломонов, и его закадычный приятель Толик Китен — из рода Тимоф. Их семьи находились в состоянии холодной войны без малого тысячелетие, что отнюдь не мешало Дани относиться к Толику как к лучшему своему другу, и плевать, что там, на Большой Земле, думают об этом патриархи родов.